У профессии хирурга – особый магнетизм

– Действуй я расчётливо, скорее всего, оказался бы в роли чиновника от медицины, занимающегося исключительно организационными аспектами, но моя эпоха другая, – признаётся Владимир Эдуардович. – Впрочем, сейчас сама жизнь подталкивает к тому, что я, практикующий врач, вместе с коллегой из Пензы и тоже профессором теперь вынужден участвовать в решении сложных вопросов, связанных с лицензированием и сертификацией больниц, рассмотрением жалоб, участием в судебных процессах. Необходимость иной раз давать негативную оценку медикам, чтобы их наказали, для меня не слишком приятна. Ведь я сохраняю то отношение к медицине, которое и определило мою судьбу, – можно назвать его романтическим. Из этого состояния очень трудно выйти. Во всяком случае, если хирург хорошо освоил свою специальность, он уже никогда её не бросит. Не все достигают больших высот, но тем не менее горды этой профессией, даже если работают в обычной поликлинике. 

Сказать по правде, вплоть до старших классов школы Владимир об этой профессии и не мечтал, боясь, как и большинство людей, уколов, разрезов, вида травм и крови. Однако, водя дружбу с сыном известного профессора Константина Ивановича Мышкина, постепенно очутился в медицинской среде. Довелось нашему герою познакомиться и с Галиной Николаевной Захаровой – почётным гражданином Саратова, заслуженным врачом-хирургом. Пример этих выдающихся личностей в конечном итоге и привёл Владимира Фёдорова в мединститут.

– Да, работа хирурга не для каждого, она сопряжена и с огромными моральными затратами, и с тяжёлым физическим трудом, – размышляет мой собеседник. – А ещё в ней присутствует дух соревнования. Фактически все хирурги моего поколения серьёзно занимались спортом, например, плаванием и лёгкой атлетикой, чтобы тренировать силу воли, улучшать выносливость. Но тогда среди врачей нередко встречались люди не от мира сего – почти отшельники. Современный же медик высокой квалификации обязательно должен быть контактным, с предпринимательскими способностями, должен на лету схватывать новые веяния. Раньше хирург мог обучиться двум-трём операциям, и этого багажа ему хватало на всю жизнь. А сегодня он вынужден постоянно совершенствоваться, осваивая быстро меняющиеся технологии, – иначе, потеряв статус ведущего специалиста, скатится до рядового уровня. Конкуренция, «естественный отбор» стали гораздо жёстче, чем были двадцать пять – тридцать лет назад.

Особым «знаком качества» профессионала в советское время было научное звание. В Саратове насчитывалось всего пять или шесть докторов медицинских наук, составлявших почти недосягаемую касту. Однако обычный врач, имеющий богатую практику, может быть и более сильным хирургом, чем профессор, который загружен педагогической работой и готовит научные публикации. 

В наши дни российские медики всё больше напоминают своих западных коллег – узких специалистов. А в студенческую бытность Владимира Фёдорова приветствовалось, чтобы дающие клятву Гиппократа получали универсальные знания и навыки. Учащиеся мединститута посещали несколько кружков, чтобы освоить и сосудистую хирургию, и гастроэнтерологию, и проктологию, и научиться удалять желчный пузырь. Будущие медработники начиная с третьего-четвёртого курса все без исключения работали санитарами, фельдшерами на «скорой помощи», выезжали на практику в районы области.

– Мы себя ощущали всесторонне развитыми личностями, – утверждает Фёдоров. – И с нас требовали очень строго. Как только хирургический корпус железнодорожной больницы открыли, я устроился туда медбратом. Очень волновался во время обхода профессора Татьяны Александровны Куницыной, которая была светилом онкологии. Она всегда рано приезжала на работу и лично проверяла, кто и как ставит внутривенные инъекции. Не дай Бог у пациента синяк после такой процедуры – скандал жуткий! На четвёртом курсе уже как врач я практиковался в больнице райцентра Красный Кут. Как-то во время моего ночного дежурства поступил гражданин, который упал с мотоцикла. У него был тяжёлый перелом голени и стопы. Требовалось поставить на место кость, промыть и сшить мышечные ткани, сухожилия. Технически операция выглядела несложной, но заняла длительное время и завершилась в шесть утра, когда всходило солнце. Этот эпизод стал моим «боевым крещением». Кстати, тогда многое приходилось самим изобретать: материальная база здравоохранения оставляла желать лучшего. И мы покупали на Сенном рынке всякие приспособления, чтобы адаптировать их для медицинских целей. Скажем, приборчик для оксигенации аквариума переделывали для отсоса содержимого из ран, приспосабливали трубки под дренажи. Рукодельники, да и только!

Читать лекции – тоже колоссальный труд. Нелегко, рассказав учебный курс перед аудиторией студентов, приняв зачёт или экзамен, тут же отправляться в операционную. Для Фёдорова это привычный распорядок. Обладая сертификатами, один из которых даёт право даже на такое редкое исследование, как холедоскопия (желчные протоки), он – поистине незаменимый специалист. Кстати, сегодня в строю осталось не так много хирургов старшего поколения – носителей особенной врачебной этики, свято чтущих профессиональный кодекс чести. Как правило, именно им достаётся лечить самых сложных больных, кто вряд ли обратится к услугам платных клиник, стремящихся «пропустить» как можно больше пациентов, и нередко в ущерб общепринятым медицинским установкам.

– Когда профилактическое обследование было обязательным для населения, лично я за день осматривал примерно от двадцати до пятидесяти человек, – рассказывает доктор. – Это помогало выявлять серьёзные заболевания на ранней стадии. Сейчас такого потока, конечно же, нет, и запущенные недуги, увы, не редкость. А ведь исход болезни почти всегда зависит от того, насколько своевременно она распознана. В Японии, где самое совершенное диагностическое оборудование в мировой медицине, оперируют ещё не зародившуюся злокачественную опухоль – когда рака ещё нет, но он, по всем прогнозам, будет. Эта болезнь коварна, но в любом случае пациент должен верить: диагноз онкологического заболевания – ещё не приговор, если правильно избрать стратегию лечения. До настоящего времени жив, здоров и периодически заглядывает ко мне в гости один пациент, считавшийся в своё время обречённым. Чудесным образом он излечился от рака, который дал метастазы в мочевой пузырь, крестец и ягодицы. Мне довелось дважды оперировать этого человека после курса химиотерапии. К слову, сейчас в Саратовской области нет какой-то особенной предрасположенности к онкологии, но в Балаково, где повышенный радиационный фон, рак диагностируется часто. 

А ещё Фёдоров участвовал в экспедициях альпинистов, совершавших восхождения на «семитысячники» Советского Союза – пики Ленина, Коммунизма, Корженевской и гору Хан-Тенгри. Во время этих путешествий ему также приходилось спасать человеческие жизни. 

– В Киргизии альпинист-перворазрядник сорвался со скалы и, пролетев в свободном падении сорок метров, получил страшные травмы, – вспоминает Владимир Эдуардович. – Я оказал ему экстренную помощь, отвёз в больницу. Прошло двадцать лет, и вдруг мы опять встретились – уже в Приэльбрусье. Незнакомый на первый взгляд мужчина говорит мне: «Я где-то вас видел». – «А вы откуда?». – «Из Екатеринбурга». Оказалось, тот самый пострадавший – ныне успешный бизнесмен...

И конечно, как и надлежит настоящему учителю, профессор гордится своими учениками – творческими натурами, попросту не способными работать рутинно. Один из них, балаковец Сергей Шмелёв, – единственный в области специалист, умеющий останавливать кровотечение из пищевода с помощью специальных колец. Этот врач перебрался в Саратов, под руководством Фёдорова защитил кандидатскую диссертацию. Вот на таких энтузиастах держится российская хирургия!